Тот, кто пребывает в любви, пребывает в Боге...
Эта музыка кожи касается,
Звук гитары вплетается в косы.
То срывается, то загорается,
Задаёт непростые вопросы.
DDT – это правда о родине,
Незавидна, но трудно скрываема.
А смирившихся в нашем народе нет.
Лица русские так узнаваемы.
ЧиЖ расскажет о роке, о юности,
О свободной любви и войне.
Ни к чему философские мудрости –
Доля правды, но жизни в них нет.
Эдмунд Шклярский открыл книгу старую,
В коридорах её – мракобесие
Танцевать тянет души усталые.
Будет страшно, красиво и весело.
Лягу на рельсы, так легче дышать,
Так в небо ныряешь с железных мостов.
Ангедония, Янка, кровать.
Присутствие боли – отсутствие слов.
Ангелы, черти, готские маски.
Братья Самойловы видят насквозь
Добрые триллеры, страшные сказки.
Церковь и кладбище – вместе и врозь.
Дружбу с Богом рисую я заново,
В серой дымке его борода.
Я мечтаю писать как Сурганова,
Я мечтаю писать навсегда.
Искажённые тьмой взгляды наши
Исцеляешь горящей строкой.
Для меня ты святой, Паша Кашин,
Самый добрый, непошлый, родной.
Начиная неловко и медленно,
Я пускаюсь в безудержный пляс.
Я танцую под песни Арефьевой.
Регги русское – это для нас.
«И вроде жив и здоров»…
Эта песня – дурное пророчество.
Никогда не забуду Кино.
Будет вечным их терпкое творчество.
Я могу рассказать ещё много
О красивых и вечных словах.
В этой музыке слышу я Бога,
Эти звуки – клеймо на губах.
Звук гитары вплетается в косы.
То срывается, то загорается,
Задаёт непростые вопросы.
DDT – это правда о родине,
Незавидна, но трудно скрываема.
А смирившихся в нашем народе нет.
Лица русские так узнаваемы.
ЧиЖ расскажет о роке, о юности,
О свободной любви и войне.
Ни к чему философские мудрости –
Доля правды, но жизни в них нет.
Эдмунд Шклярский открыл книгу старую,
В коридорах её – мракобесие
Танцевать тянет души усталые.
Будет страшно, красиво и весело.
Лягу на рельсы, так легче дышать,
Так в небо ныряешь с железных мостов.
Ангедония, Янка, кровать.
Присутствие боли – отсутствие слов.
Ангелы, черти, готские маски.
Братья Самойловы видят насквозь
Добрые триллеры, страшные сказки.
Церковь и кладбище – вместе и врозь.
Дружбу с Богом рисую я заново,
В серой дымке его борода.
Я мечтаю писать как Сурганова,
Я мечтаю писать навсегда.
Искажённые тьмой взгляды наши
Исцеляешь горящей строкой.
Для меня ты святой, Паша Кашин,
Самый добрый, непошлый, родной.
Начиная неловко и медленно,
Я пускаюсь в безудержный пляс.
Я танцую под песни Арефьевой.
Регги русское – это для нас.
«И вроде жив и здоров»…
Эта песня – дурное пророчество.
Никогда не забуду Кино.
Будет вечным их терпкое творчество.
Я могу рассказать ещё много
О красивых и вечных словах.
В этой музыке слышу я Бога,
Эти звуки – клеймо на губах.